ДИВЕН БОГ ВО СВЯТЫХ СВОИХ

"ИДИТЕ НА МОСКВУ – ВЫ ПОБЕДИТЕ!"

Пролог

...Лесная пустынь представала телесным очам преподобного Сергия, когда проходил он с молитвой по берегу реки Устье близ Великого Ростова, но духовным зрением видел-то он иное. Остановился и осенил крестом пространство перед собой. Молчали Феодор и Павел, ученики его.
– Призрит Господь Бог и Пресвятая Богородица на место сие и святые страстотерпцы Борис и Глеб в помощь вам будут, – тихо сказал Радонежский игумен. – И место сие превознесется яко великая лавра...
Труд нелегок: лес рубить, пни выкорчевывать. Но хороший, добрый труд, с молитвенным деланием, в иноческом молчании. Однажды преподобный Павел, утомившись, прилег отдохнуть, Феодор последовал его примеру. Пробудился Павел – сам не свой. Осеняя себя крестным знаменем, невольно огляделся вокруг, словно ища чего-то, и взор его встретил глаза Феодора, много, много говорящие...
– Что видел, брат? – шепотом вопросил Павел.
– Два мужа дивных...
– Воины в багряницах?
– В царских! Пресветлые, яко ангелы... "Не напрасны ваши труды", – сказывают.
– И мне! "Не оставит вас Пресвятая Богородица, и мы до конца будем в месте сем".
– Брат, так то святые Глеб с Борисом были! Голос я слышал...
– Помолимся, брат...

Борисо-Глебский монастырь Борисо-Глебский монастырь

С еще большей ревностью приступили иноки к трудам после чудесного видения. И явилась вскоре обитель во имя князей- страстотерпцев Бориса и Глеба, и по обетованию ей надлежало стать великой...
В смуту XV столетия, здесь, в доме святых Бориса и Глеба, нашли убежище московский князь Василий Темный и мать его София. После тяжких событий князь в благодарность называет обитель "своей", крестит в ней сына, будущего государя Иоанна III – обитель становится царской. Они приезжают и живут в кельях смиренными чернецами. Монастырь становится крепостью – величиной он уже больше Сергиевской Лавры – пять храмов, четыре башни по стенам. В великолепном парке зеленеют кедры. (Вплоть до 1940 года в монастыре зеленели кедры времен царя Иоанна Грозного.)
Два раза изъявил желание в этих стенах принять постриг государь Иоанн Грозный. А постригся в иноки Иван Чеботов, знаменитый опричник, – огромные имения отдал монастырю, с именем Ионы достиг старчества и был погребен у стен собора.
Приобрел монастырь земли, рыбные ловли, подворье в Москве. (Нынешний храм Святителя Николая на Старом Ваганькове.) Стал славнейшей обителью ростовской земли. Но это было только начало...

XVII век. Смута. Ростов Великий взят польско-литовскими войсками и подвергнут разорению. Захватчики вторгаются в Борисоглебский монастырь...
– Ну что там этот старец? – морщась, спрашивал польский воевода Петр Сапега. Ему уже все уши прожужжали о каком-то необыкновенном монахе, сидящем на цепи в одинокой келье. Паны ответить смогли не сразу, одно воспоминание приводило в непонятный трепет... Несколько человек из них час назад попытались вторгнуться в крохотную келейку, да первый замер уже на пороге, остановленный глубоким взором старца, а остальные не протиснулись, заглядывали за плечо, нажимали сзади... Старец разглядывал поляков без страха, без интереса, и молчал.
Первое оцепенение прошло.
– Ого, батька! – вскрикнул первый пан, перешагивая через порог. – И тесновато жилище у тебя! А в железо зачем обрядился? Плоть умерщвляешь?
Старец не отвечал, и стоящие на пороге почувствовали странную, непривычную – "и позорную же!" – робость. Все в этой келье было не так. В ней хозяином – странный этот "батька", а они вдруг ощутили себя тем, кем были, – гостями незваными.
– Уходите из России, – сказал старец. – Ежели не уйдете – все погибнете.
Просто, негромко сказал. Но они почему-то вдруг поверили! И вновь тяжкое молчание. Но вот стоящего на пороге пана оттолкнул бойкий молодец.
– Ты, батька, не дури! – говорил он громко, грозно, но голос – неровный, хотя почти и незаметна в нем дрожь. – Ишь, цепью приковался! Переходи к нам, в нашу веру истинную! Монахи ваши говорят, молитвенник ты большой, будешь за нас молиться.
Старец отрицательно покачал головой. И куда деваться было панам от глубокого, насквозь тебя проходящего взгляда? Молодец слюну сглотнул, выдернул из ножен саблю наполовину.
– А ежели я тебя сейчас?..
– Я вас не боюсь. Служу царю моему законному, и буду молиться, чтобы вас прогнали из Отечества нашего.
Пан так и замер неловко, с саблей, обнаженной наполовину. Испарина выступила на лбу.
– А ведь, батька, рубану сейчас! – прошептал. Но его товарищи уже спешили прочь.
– Воеводе надо сказать, – услышал он и с лязгом задвинул клинок в ножны...
Сапега, внимательно выслушав, почесал в затылке и пожелал сам видеть это диво дивное – монаха, в трепет приведшего его воинов.

Военачальник вошел в келейку, где трудно было даже развернуться, и взору его предстал инок, прикованный огромной цепью к деревянной колоде. На старце было несколько десятков медных крестов, устрашающие взор вериги, а голову стягивал металлический обруч с подвешенными к нему тяжестями.
Сапега стоял, пораженный этим зрелищем, и молчал. Наконец тихо произнес:
– Благослови, отче! Почто терпишь такую муку?
– Бога ради терплю.
– А Бог-то молитвы твои слышит? Скажи, ты за Шуйского молишься?
– Я на Руси рожден и крещен, за русского царя и молюсь.
Сапега обернулся к своему окружению, столпившемуся за порогом кельи:
– Правда в батьке велика! В которой земле жить – той земле и служить.
Затворник проницательно взглянул на полководца и изрек:
– Не вернешься с войском своим домой – будешь убит в Русской земле.
Воевода призадумался.
– Ну там поглядим, – пробормотал. – А понравился ты мне, отче! Нам бы молитвенника такого... Чем, батька, мне тебя одарить?
– Я монах. Что тебе на сердце положит Господь, то и делай.
– Прости, отче! – Сапега поклонился и вышел, оставив милостыню в пять рублей.
Выйдя, вздохнул, словно тяжкую работу исполнил, и, проведя рукою по лбу, восхищенно произнес вслух:
– Ну и батька! Я такого батька нигде не видывал – ни здесь, ни в иных землях.
И повелел своему войску не причинять ущерба монастырю. Когда же один из панов ослушался, гетман приказал его повесить.
Но главный наказ старца Сапега не исполнил – не ушел из России.
1612 год. В келью старца входит польский воевода Иоанн Каменский, делает земной поклон.
– Исполнились слова твои, отче! Сапега погиб.
Затворник благословил его.
– Отче, что повелишь мне делать?
– Уходи из Русской земли. Тогда останешься жив ты и те, кто с тобой. Не трогайте Ростов и монастырь святых Бориса и Глеба!
Каменский исполнил послушание, вернулся в Польшу со своим отрядом – в живых остался по слову старца.
Имя подвижника было Иринарх, и славился он по всей земле Русской в свое время не менее, нежели великий Радонежский игумен...

Подвиг

В 1548 году в селе Кондаково, в 43 верстах от Ростова Великого, в благочестивой крестьянской семье родился мальчик, и нарекли ему имя Илия – "крепость Божия".
Шесть лет Илюшке. Вертится он возле матери и лепечет:
– Вырасту – так стану монахом. В железо оденусь. И человеки ко мне ходить будут...
– Что, что ты лопочешь? – не поняла мать. – Ох, чудной ты у меня, Илюшка, чудной. Иди-ка вон, отцу помоги лучше...
Илюшка слушается, а про себя все вспоминает рассказ батюшки Василия о святом Макарии Калязинском: "И носил преподобный на себе тайно вериги... тяже-елые! И терпение его святое очень было для бесов обидно и тягостно..."
– Вырасту – стану монахом, – сосредоточенно, шепотом повторяет мальчик.

У источника Преподобного Иринарха Ростовского У источника Преподобного Иринарха Ростовского

Илие уже тридцать. Благословясь у матери, в Борисоглебской обители близ Ростова он принимает постриг с именем Иринарх. "Коли инок, так и жить надо иначе", – думает Иринарх. Братия изумляется: чудит что-то новый монах, ходит в рубище и запостился совсем. А как-то раз увидел странника босого, обувь ему отдал, но новой так и не надел.
Игумен гневался.
– Смотри, – увещевал, – не от гордости ли великой твои подвиги? Зачем из братии выделяешься? Накажу тебя за то!
И наказывал всячески – заставлял часами стоять на морозе, давал суровые послушания. Иринарх все выносил, не выдержал одного – лишения церковной молитвы при назначении на послушание вне монастыря. Ушел в ростовскую Богоявленскую обитель. Здесь у него открылся дар прозорливости.

Затем перешел он в Ростовский монастырь праведного Лазаря. Ужесточил подвиги, надел вериги. Часто стал к нему наведываться знаменитый в народе Христа ради юродивый Иоанн Большой Колпак.
– Не дивись тому, что будет с тобою, – сказал он как-то Иринарху. – Бог даст тебе коня, и на этом коне никто не сможет ездить, и сесть на твое место после тебя никто не сможет...
Прощаясь, добавил:
– Господь Бог заповедал верным ученикам Своим – от Востока до Запада – наставлять, поучать людей и отвращать их от пьянства... А за
грехи Господь наведет на нашу землю иноплеменников, но сии подивятся твоему многому страданию, меч их не повредит тебе, и они прославят тебя более, чем свои...
Однажды в сонном видении преподобному явились святые князья-страстотерпцы Борис и Глеб и повелели возвращаться в монастырь своего имени. Новый игумен обители принял подвижника с радостью...
...Инок Иринарх стоит на коленях перед иконой Спасителя, молится час, второй...
– Господи, какой путь Ты избрал мне для спасения?
И вдруг некий голос – тихо, но явственно:
– Иди в келию свою и будь затворник, не исходи и так спасешься...

Иринарх затворился в тесной келье, сковал цепь в 12 сажен, приковался ею к березовой колоде. Отныне мог отходить только на расстояние этой цепи. Все больше и больше облагал себя железом, брал кресты и вериги от умерших братьев, надевал на себя, своих не снимая. В течение дня стоял, молился и работал – шил облачения для монахов, одежду для нищих. Спал до трех часов в сутки, не снимая железа.
Прошло двадцать пять лет. Заговорили о нем люди – с благоговением, с изумлением, а иные – с надеждой. Не то нынче время, чтобы монаху взять на себя вот так, дерзновенно и просто, страшный подвиг, да и не отступить потом от него. Не Сергиево время, иным уже монахи озабочены. А он – подвизается...
Монастырская братия терпеть не могла столь странного образа жизни своего собрата. Все время подступали к игумену:
– Прогони его, отче, он всем нам соблазн!
Прогони да прогони... Не выдержал игумен, поддался. Но после ухода Иринарха-затворника такие нестроения начались в обители, что игумен, раскаиваясь, сам смиренно попросил подвижника вернуться.
Преподобный вернулся и кельи уже не покидал. Зато к нему со всей Руси стал стекаться люд православный. Слава росла, ширилась: прозорливец, болящих исцеляет, бесов изгоняет. Но особая благодать ему дана – исцелять винопьющих... Не впустую пророчествовал Иоанн Большой Колпак...

И вдруг выходит затворник из кельи – во второй раз, но ныне уже по собственному желанию. И отправляется... к царю.
Изумился Василий Шуйский, узнав, что прибыл к нему подвижник великий, ростовский затворник Иринарх, – сам прибыл! Изумился и устрашился.
– Ох, быть беде, – шепчет царь. – Не впустую, знать, такой духоносный, святой старец затвор покинул. Время-то какое нынче, о Господи...
Преподобный Иринарх встретился с царем, усердно до того помолившись в Успенском соборе Кремля.
– Господь мне открыл, государь, что за грехи людские Русь Святая в еще более тяжкие бедствия будет ввергнута. Смута жестокая нас ждет, нашествие иноземцев.
Голова царя скорбно склонилась к груди.
– Тяжко мне слова твои слышать, отче!
– Не мои слова – Божие откровение. Москву враг возьмет. Церкви наши святые поруганию подвергнутся от еретиков. Я пришел возвестить тебе, государь, о том, чтобы ты стоял за веру Христову с мужеством и храбростью.
Царь был в скорби и плакал от этого пророчества. А святой Иринарх вернулся в Борисоглебский монастырь и продолжил свои подвиги. И все больше тяжестей налагал на себя.
Все предсказания его сбылись...

Благословение

Смутное время – время братоубийств, крови и страха и крушение всех устоев – духовных, государственных, моральных... Все воевали против всех. Страну заполонили шведы, поляки, литовцы. И русские – шайки разбойников, казачьи вольницы – врывались в дома, убивали, грабили, бесчестили женщин. Люди нигде не могли чувствовать себя защищенными, изнемогали от бедствий и страха. Безвластие...
В это-то время на устах у всех было имя молодого полководца Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, с ним связывал все свои надежды русский народ. Но никогда ничего не предпринимал Скопин-Шуйский, не посетив прежде кельи святого Иринарха Затворника, не склонив головы под его благословение. От преподобного полководец получил медный крест. И не расставался с ним до тех пор, пока сам старец Иринарх не прислал за крестом своего келейника. Крест вернулся в обитель, а через неделю Скопин-Шуйский умер. В народе поговаривали об отравлении...
Новая волна Смуты захлестнула Русь. Для освобождения пленной Москвы от поляков князь Димитрий Михайлович Пожарский собирает народное ополчение.
Ярославль. Народное море окружает Пожарского. Князь притягивает все взгляды, привлекает к себе все помышления...
– Слава Создателю, – крестятся в толпе, – послал избавителя! Нешто дождались?
– А то как же! Вышибут из Москвы-матушки поганых ляхов, как пить дать!
А князь Пожарский обводит толпу орлиным взором, но в душе его все сильнее разрастается сомнение: "Сможем ли, Господи? Одолеем ли силу иноплеменную, ежели от своих не знаешь чего ждать?"
Он стоит, опершись на руки двух воинов, – после ранения в ногу не может передвигаться без посторонней помощи.
...Князь и не понял, как это произошло, – один из поддерживающих его воинов, Роман, вдруг рухнул на землю. Кровь заструилась. Пожарский пошатнулся, потеряв опору, перекрестился, во взгляде его не испуг отразился, но обреченность. Подняли истекающего кровью Романа. Он был жив.
Шумела, выла толпа. Люди из княжеского окружения бросились за примеченным ими парнем, пытавшимся скрыться в народе. Не пустила толпа, задержали. Подвели к Пожарскому. Князь Димитрий был мрачнее тучи.
– Кто таков?
– Казак.
– Звать как?
– Стенька.
Пожарский в глаза ему глянул, и Стенька опустил взгляд.
– А нож выбросил? – прошептал князь Димитрий. – В меня метил?
Молчал казак.
– Увести да допросить, кто подослал, – приказал князь.
Стеньку увели. А сомнение в душе Пожарского превратилось в мрачную уверенность: "Предатели, со спины бьют. Нет, не одолеем врага..."
Он чувствовал, как в испуганной толпе стихает радость. Схлынуло воодушевление. Нет, не так уже смотрят и думают, верно, иначе... Опираясь на чью-то заботливо поданную руку, Пожарский, стиснув губы, пошел прочь от моря людского...

Пойманный преступник, казак Стенька, после допроса с пристрастием сознался: московские бояре подкупили его для убийства князя Пожарского и Косьмы Минина. Когда он занес на князя нож, в толпе кто-то подтолкнул его руку и удар достался воину Роману...
Пожарский обреченно рукой махнул.
– Так и думал... Эх, иуды...
– Беда, князь, – подступил к нему один из преданных ему казаков. – Расходится войско, напуганы люди. Дурной знак, сказывают. Быть нам разбитыми под Москвой!
– Может, и так, – пробормотал Димитрий Михайлович. – Господь меня спас. А для чего? Коли уж воины верные расходятся, ясно: поражение нас ждет. Идти ли на Москву?
Так и было, – в течение нескольких дней войско Пожарского стало не способным к действию, поддавшись заразительному духу уныния.
Но вряд ли кто подумал о том, что в это-то время как никогда зорко преподобный Иринарх наблюдает из затвора за всем, что происходит в Отечестве.

У келлии преподобного Иринарха Ростовского У келлии преподобного Иринарха Ростовского

Горько и стыдно было Пожарскому.
– Эх, Косьма, – говорил он Минину, – отчего мы Богом забыты?
– Господь с тобой, князь, грех говорить такое!
– Да была ли еще когда на Руси такая беда, как нынче?
Не успел ничего ответить на это Косьма Минин, ибо прибыл послушник из Ростовского Борисоглебского монастыря.
– Благословение отца Иринарха...
Вместе с просфорой передал Пожарскому письмо. "Не медлите – идите на Москву! – прочел князь Димитрий. – Под Москвой узрите вы над собою славу Божию".
Весть о письме разлетелась мгновенно по всей округе. И еще не объявил войску Пожарский о походе на Москву, а в стане было уже ликование! Все знали, что значит благословение преподобного Иринарха. Вспомнили о его хождении на Москву к царю Василию Шуйскому еще до польского нашествия, вспомнили победы Скопина-Шуйского...
– Возвращаются воины, стан покинувшие! – радовался Косьма Минин. – А ты унывал, Димитрий Михайлович. Да пока такие старцы, как Иринарх, Затворник ростовский, живы на Руси, никакая сила ее не одолеет!
– Идем на Москву, – отвечал Пожарский. – Господи, благослови!

В первый день войско прошло шесть-семь верст, после чего князь Пожарский, поручив командование Косьме Минину и ближайшему своему окружению, отлучился в Суздаль. В Суздальском монастыре похоронены его родители, и князь, как и все русские полководцы, поспешил перед сражением поклониться почившим, получить их благословение.
Догоняет Пожарский своих ратников в Ростове, оставляет их на привал, а сам вместе с Мининым, со свитой прибывает в обитель Борисоглебскую, в келью преподобного Иринарха.
Затворник ждал их. Минин и Пожарский опустились на колени, склонили головы. "Не от себя будет сказывать святой, – думал с благоговением Пожарский, – но откроет через него нам Сам Господь волю Свою..."
Преподобный благословил обоих. Протянул Димитрию Ивановичу крест. Тот самый, которым благословлял и воеводу Скопина-Шуйского.
– Вы увидите славу Божию! – негромко повторил он, когда князь прикладывался ко кресту...

И все, что свершилось потом, стало исполнением старческой молитвы и святого упования. Воинство князя Димитрия Пожарского и Косьмы Минина одержало победу и освободило столицу от захватчиков. Великая победа предвозвещала конец Смутного времени. Да и как могло быть иначе, когда служили перед битвой молебны и целовали ратники крест – благословение Иринаршее, когда чудотворная икона Божией Матери Казанская находилась в стане ополчения.
И вскоре по ходатайству и заступлению Царицы Небесной, по молитвам святых земли Русской воцарился на престоле первый государь из династии Романовых.
Князь Димитрий Пожарский возвратил крест в Борисоглебскую обитель. А вместе с тем привез в монастырь и ходатайство перед Собором об освобождении обители от податей на людей ратных, сделал вклад, и за то сам и весь род его были занесены в монастырский синодик на вечное поминовение.
Преподобный Иринарх отошел ко господу 68 лет от роду, оставшись в истории России одним из духовных вождей Смутного времени, наряду с преподобным Дионисием, игуменом Радонежским, и святейшим патриархом Ермогеном.
Иринарх, затворник Ростовский, воин духовный, последний монах, понесший на себе подвиги первых монахов...

Источник
(Рассказ игумена Иоанна)

Каждый год из обители Борисоглебской выходил крестный ход, в котором участвовали более ста человек, в том числе и великие князья, и люди государственные. Целую неделю шли от храма к храму, останавливались на ночлег, молились на службе, служили молебны и шли дальше. А конечной целью был святой источник преподобного Иринарха Затворника в селе Кондаково.
По преданию, здесь стояла часовня, кирпич на которую наносил юноша Илия – будущий подвижник Иринарх. Здесь он уединялся в молитве, и один из его земляков, занимавшийся деланием кирпича, заметив ревность по Богу юноши Илии, стал давать ему каждый день по кирпичу. Будущий преподобный, идя на молитву к источнику, приносил кирпичи сюда и складывал. Так возникла часовня.
В наши дни по благословению высокопреосвященнейшего Михея, епископа Ярославского и Ростовского, мы решили возродить традиции пеших крестных ходов к святому источнику преподобного Иринарха. Предшествовало этому следующее...
В 1994 году я был назначен наместником в Борисоглебскую обитель. Храм тогда уже действовал, здесь был приход. Первая служба монастырская совершилась 4 ноября – мы совершенно не задумывались над тем, что в этот день не только память Казанской иконы Божией Матери празднуется, но и память основателей, первостроителей обители – преподобных Феодора и Павла. А 26 ноября по новому стилю – в день памяти преподобного Иринарха Затворника, была отслужена литургия, после чего мы впервые остались на жительство в монастыре, где два года прожили в двух крохотных кельях.
Было нас тогда четыре человека. Служили каждый день. В пять утра – подъем, полшестого – братский молебен, затем утренние молитвы, полунощница, три раза в неделю служили литургию, в остальные дни – обедню (без евхаристического канона). В братской келье стояли две кровати, а посередине – раскладушка на ночь. Раскладушка убиралась под кровать, ставили стол, чтобы приготовить обед. Опять-таки – милость Божия, жили лучше, чем сейчас. Картошка в мундире считалась вполне приемлемой пищей, и весь вопрос состоял в том, постный день или скоромный, с маслом есть или нет. А сейчас уже и полдник подавай, еще и творог по праздникам. Картошка своя, около гектара, посажена, овощи... И братии уже стало двадцать человек.

Преподобный Иринарх Ростовский. Рис. Дарьи Бокаревой Преподобный Иринарх Ростовский. Рис. Дарьи Бокаревой

Доходили до нас сведения о чудесах преподобного Иринарха Затворника. Не так давно умерла женщина, которая в 1945 году во время обеда приняла в себя духа нечистого. Грузили навоз и перед тем, как перекусить, руки помыли, а молитву сотворить не сумели. Эта женщина вкусила калиху, вдруг с ней начался припадок – упала, пена изо рта хлопьями... И так каждый день. И когда приходила Нюра в церковь на службу, то, по рассказам односельчан, ее вверх подбрасывало, и она словно мячик прыгала. А в этом храме, в селе Губочево, находились до 1967 года вериги преподобного Иринарха. Взяли их сюда, когда в 1930 году сгорел храм на родине преподобного в селе Кондаково, где эти вериги с 1840 года хранились.
– Когда надевали на несчастную женщину вериги, – рассказывали нам, – она у иконы преподобного всю службу смирнехонько стояла...
Захотели мы поподробнее об этом узнать, поехали к Нюре – нам по ходу дела еще пять таких случаев рассказали!
– У нас припадочных и без того хватало...
Стали перечислять:
– На Маню надевали, на Генку надевали... Проходило.
– Это же чудо!
– Не знаем, может, так проходило...
В 1997 году другая женщина поведала мне следующее. Она долго и тяжело болела астмой и, узнав об источнике преподобного, отправилась туда с мамой в феврале. Взяли с собой ведра. К источнику пробирались по снегу, тропинки не было. Дошли и, несмотря ни на что, облились водой среди снега. С тех пор эта женщина не приняла ни одной таблетки и в больницу больше не ходила. Этот случай так же подвиг нас на возрождение крестных ходов к святому источнику.

28 июля 1997 года мы впервые проехали по пути исторического крестного хода в двух автобусах и шести машинах. Было нас 150 человек. Отслужили восемь молебнов, на все ушло около одиннадцати часов. Начали с утреннего молебна в обители у мощей преподобного Иринарха, потом от келий вышли за ворота, сели в машины и отправились в путь.
По пути крестного хода выходили на месте каждого храма. Большинство из них разрушено, действующий только один. Служили молебны, обходили крестным ходом вокруг храмов и тех мест, где раньше храмы стояли, вокруг руин, окропляли святой водой.
Жара была, зной невыносимый, но как только, отслужив молебен и литию на кладбище, подходили к машинам, то на нас среди зноя, с безоблачного неба, вдруг, как с кропила, – водичка. А потом начался дождь – такой долгожданный! Ехали до Давыдова – поливал ливень. Долго не решались выйти из машин. Набрались духу, вышли – дождь кончился. Зашли в храм – ливень начался с новой силой, шел все время, пока служили молебен. Выходим, и бегом к машинам. И выглянуло солнце! Путь до Кондакова был уже солнечным.
В Кондаково пришли на источник преподобного. Такая тишина! Ни одной ветки не шелохнется после дождя. Служили молебен. Я только прочитал молитву, поднял крест – освящать, – вся листва зашелестела. Люди стояли в слезах...
29 июля 1998 года высокопреосвященнейший владыка Михей, прибыв в Борисоглебскую обитель в шестой раз, отслужил архиерейскую службу. После службы мы прошли крестным ходом по монастырю к келье преподобного Иринарха и отправились в путь.
Путь этот – более 40 километров – проделали за неполных два дня. В первый день, выйдя из монастыря часа в два, прошли 28 километров. Шло очень много народа. И удивительно: откуда силы брались? Первые 12 километров оказались самыми трудными, но тем, кто их осилил, идти стало легко. Несли хоругви тяжелые с дубовыми рукоятями. Три километра с ними шли люди и, войдя в село Ивановское в половине двенадцатого ночи, показывали мне – на вытянутой руке хоругвь могли держать! Это и здоровому, полному сил человеку нелегко сделать, а уж казалось бы, после пути в три с лишним километра – невозможно. Но все заметили: те, кто нес святыни, не чувствовали тяжести.
Я, грешный, нес на себе вериги преподобного Иринарха два дня пути. У преподобного было четверо вериг: одни повседневные, с двойными крестами, двое полиелейных и одни под названием "параман" – железный крест и цепи. Тяжелые вериги, но я тяжести не чувствовал. Только через день будто что-то насело на плечи.

Быстро шли, служили молебны в каждом храме. Чудо было, когда отвыкшие от веры люди, в безбожие упавшие, выходили нам навстречу, многие, даже не умея перекреститься, пытались это сделать, глядя, как крестится духовенство и те, кто идет крестным ходом. А первыми начинали креститься дети. Чем меньше ребенок, тем дерзновеннее его попытки угодить Богу. Входишь в населенный пункт, смотришь – дошкольники 4–5 лет, а то и меньше, первыми осваивают крестное знамение, а затем это начинают делать взрослые, да и то не всегда. Не по безверию, а потому, что не у всех руки вот так свободны, как у детей.
Все участники крестного хода подметили: люди шли и не чувствовали усталости до тех пор, пока не начинали разговаривать о мирских делах. Если кто-то, полный сил, вспоминал о магазинах, тряпках, то и сам, и те, кто начинал его слушать, вдруг теряли силы, начинали отставать, садились на обочину, а потом с большим трудом крестный ход догоняли. А те, которые если и разговаривали, то о святом, не чувствовали, что силы уходят.
Многие были не подготовлены к такому пути, натерли мозоли. Но большинство прошло. Прошли крестным ходом дети, которым было по шесть лет и менее. Кого-то на руках несли мамы. Были паломники годовалые. А были по восемьдесят с лишним лет. И бабушка восьмидесятилетняя прошла крестным ходом, хотя не всегда сил хватало от храма до дома дойти...
У нас заранее были собраны сведения о тех храмах, через которые мы будем проходить, тропари, кондаки, молитвы их небесным покровителям. Но крестный ход все как-то откладывался, а в конце июля вдруг состоялся. Никто не задумывался, с чем это связано, и только потом оказалось, что именно в конце июля 1548 года у крестьян села Кондакова и родился сын, во святом крещении названный Илией, будущий преподобный Иринарх Ростовский.
Был молебен у источника. Сейчас там остались две глыбы от прежней часовни, а ключ бьет, и очень много людей получило у него исцеление. Люди шли туда с надеждой, и местные жители помнят о чудесах, там свершавшихся. И тем не менее три года назад мы с трудом нашли источник. Со стороны Кондакова к нему подойти было невозможно, долго нам пришлось ходить в крапиве, по болотам. А в описании прежних крестных ходов мы читали, что дамы приближались к источнику в длинных платьях и в туфельках. Когда мы пришли туда в резиновых сапогах, то вспомнили об этом – все заболочено вокруг.
Источник мы более-менее облагородили, поставили купальню. Трудились по обустройству этого святого места и школьники из московской православной гимназии. Теперь все с удовольствием ездят к источнику, многие получают желаемое.
А наш крестный ход поднял дух людей. Это было чудо! Такая радость, что и пересказать невозможно. Я могу передать только слова девушки, которая, проделав такой трудный путь, вернувшись домой, сказала матери:
– Мама, знаешь, о чем я мечтаю? Чтобы завтра проснуться, а было бы 29 июля 1999 года и можно было бы опять собираться в крестный ход...

К заступнику

1998 год. В России – финансовый кризис, который заставляет паниковать растерянных людей. Растет напряжение и озлобленность, и многие отмечают неприятное, навязчивое ощущение, будто что-то темное и тяжкое сгустилось в воздухе и давит на сердце.
Православные пересказывают друг другу слова старцев: три дня поститься и читать канон покаянный – на Россию может надвинуться смута. В эти дни сельский священник из подмосковного храма собирает прихожан, и они отправляются в паломничество в Борисоглебскую обитель – к преподобному Иринарху Затворнику.
Чудесный день бабьего лета, незадолго до праздника Рождества Пресвятой Богородицы. Оранжево-золотая листва почти сплошь покрывает шуршащим ковром монастырский двор. В обрамлении осенних красок как-то по-особому высветляются старинные белые храмы, монастырские стены... Тишина. На дворе обители – ни души.
Но вот появляется игумен Иоанн. Энергичный. Приветливый. Он проводит паломников в храм Страстотерпцев Бориса и Глеба, и в строгой тишине храмовых стен начинает звучать рассказ об обители Борисоглебской, о святом Иринархе и подвигах его. Люди слушают затаив дыхание. Да, здесь, в этом храме, покоятся под спудом мощи удивительного затворника. Можно поклониться им, помолиться, попросить подвижника о самом сокровенном, наболевшем...
Когда рассказ игумена Иоанна подходит к концу, в дверном проеме показывается согбенная фигура в иноческом одеянии. Лицо седовласого старца лучится детской радостью и добротой. Игумен Иоанн бросается к нему, склоняется под благословение.
– Маленькое чудо, – говорит паломникам батюшка. – Господь к нам владыку послал.
Да, это действительно не кто иной как епископ Ярославский и Ростовский Михей, ставший владыкой 72 лет от роду. Он бывал не раз в Борисоглебском монастыре, настоятелем которого является, но сегодня приехал неожиданно, никого не предупредив. Паломники выстроились в очередь, живым ручейком потекли под архипастырское благословение и отходили радостные, окрыленные. Владыка и сам весь светился.
И теперь уже по архипастырскому благословению батюшка свершил то, ради чего приехали православные из Подмосковья на Ростовскую землю, – у мощей преподобного Иринарха, почивающих под спудом, был отслужен благодарственный молебен.
А затем наместник неожиданно предлагает свозить паломников к святому источнику Иринарха Затворника. Путь лежит на родину подвижника – в село Кондаково...
Выбравшись из автобуса, путники пешком добирались к источнику через лес под обильным, но мягким дождем. Тишина. Чудотворный источник – две глыбы от разрушенной часовни, крест. Рядом табличка, на ней начертан краткий рассказ об истории этого святого места... Купание в холодной воде, от которого заходится сердце, но через это троекратное погружение – обновление. И во всем – преподобный Иринарх...
Возвращение в обитель – новое благословение. Игумен Иоанн открывает приезжим недавно восстановленную келью затворника. Крохотное пространство поражает – здесь прошла целая жизнь, и какая! До чего же маленькая тесная келейка... Паломники проходят в нее один за другим, притихшие, сосредоточенные – молятся.

И здесь уже не только они, приехавшие каждый от своих проблем, от растерянности нынешней жизни. Да, здесь князь Пожарский и Косьма Минин, воевода Скопин-Шуйский, берут благословение святого подвижника на защиту Отечества. Здесь гордый пан Сапега изумленно смотрит на чудо и смиряется при виде силы Божией, действующей через человека. Здесь страждущие, больные, одержимые пагубными недугами жадно ищут милости и чудес – и получают их. Здесь старая Русь – от боярина до крестьянина, и Русь сегодняшняя – теряющая себя.
И Божия благодать, и указующий на путь спасения Божий перст. Лишь бы открыть глаза, захотеть услышать и приготовить сердце – идти без страха по этому пути...
Благослови, преподобне отче Иринарше!

©  Марина КРАВЦОВА

TopList