ПРАВОСЛАВНЫЕ ПРОСВЕТИТЕЛИ

"ВОТ ВАМ ОБРАЗЕЦ, ПОДРАЖАЙТЕ ЕМУ"

Протоиерей Матфей Константиновский

Как часто бывают несправедливы наши суждения о людях! Порой рассмотришь поближе блестящую репутацию знаменитого человека, пользовавшегося славой при жизни и награжденного равнодушным почтением потомков, и убеждаешься – а за ней нет ничего: ни добрых деяний, ни совестливых поступков, ни служения ближнему. Но бывает иное: попущением Божиим возникнет несправедливое суждение о достойном человеке, перельется неправедной молвой в клевету, в осуждение, и вот пошли гулять были-небылицы в газетах, в трудах биографов, застывая в памяти внуков и правнуков комками биографической грязи. А на долю исследователя выпадает нелегкий труд – докопаться до подлинных фактов, очистить облик своего героя от ложных оценок и суждений.
Что осталось в памяти о протоиерее Матфее Константиновском (1791–1857)? Имя его оказалось накрепко связанным с судьбой Николая Васильевича Гоголя. Полистайте популярные книги и монографии о Гоголе и вы узнаете, что отца Матфея обвиняют в том, что он как духовный пастырь возлагал на Гоголя непосильные аскетические подвиги, требовал от него оставить литературное поприще и идти в монастырь и что, наконец, подвигнул писателя на сожжение второго тома "Мертвых душ".
Отношения отца Матфея с Гоголем – тема особая, в этом кратком очерке затрагивать ее мы не будем, но объективное исследование биографии ржевского протоиерея раскрывает совершенно неизвестную сторону его пастырского служения. Оказывается, он был выдающимся православным просветителем и проповедником.

Протоиерей Матфей Константиновский Протоиерей Матфей Константиновский

Отец Матфей Константиновский родился 6 ноября 1791 года в семье диакона села Константинова Новоторжского уезда Тверской губернии Александра Андреева. Родители жили бедно, но благочестиво. Матфей был воспитан в строго христианских правилах и с ранних лет проявлял охоту к учению, любил посещать храм Божий и петь на клиросе. На пятом году жизни он сам упросил родителей научить его грамоте, а на седьмом уже бойко читал книги церковной печати, в основном Четьи-Минеи.
Восьми лет отрок был определен в Новоторжское Духовное училище (начальные классы Тверской семинарии) и, как не имевший фамилии, по обычаю того времени, получил ее по названию села. В документах отец Матфей именуется (да и сам иногда так пишет) то Константиновский, то Александров (по имени отца). В первые годы учебы он, вопреки ожиданиям, учился не бойко, но по прошествии некоторого времени память его укрепилась. С этих пор он стал успевать по всем предметам и среди товарищей оказался в числе первых. По словам самого отца Матфея, этой перемене с ним он обязан был небесному заступничеству преподобного Ефрема Новоторжского, которому он усердно молился. Однажды ночью во время молитвы, рассказывал позднее отец Матфей, он как бы забылся; вдруг предстал перед ним этот угодник Божий вместе с каким-то другим, благословил его, и в эту минуту некое покрывало снялось с его головы – он почувствовал в ней свежесть и легкость, и с той поры в учении все стало ему понятно.
Отличался он среди сверстников не только успехами в науках, но и скромностью и благочестием. Любил подавать милостыню. За это квартировавшие с ним упрекали его: "Что ты, Константиновский, делаешь? Где нам подавать милостыню! Сами мы чуть-чуть не нищие, какой достаток у семинариста!" Он же, несмотря на это, хоть украдкой, а что-нибудь да подаст. В свободное время семинарист Матфей любил посещать храмы, и особенно в Новоторжском Борисоглебском монастыре (основанном в ХI веке преподобным Ефремом, Новоторжским чудотворцем, одним из первых монахов-подвижников на Руси). Квартиру Матфей Константиновский нанимал на одном из постоялых дворов города Торжка, где нередко читал Евангелие или катехизис постояльцам. Приезжая на праздники или каникулы домой, он и здесь находил время почитать своим землякам что-нибудь назидательное. Так еще в отроческие годы обнаружилось в нем то учительное направление, которому верен он был потом в течение всей своей жизни.
Из училища Константиновский перешел в Тверскую Духовную семинарию (где его однокашником был Петр Александрович Плетнев, с которым он впоследствии возобновил знакомство). Здесь он также проявил усердие и любовь к наукам: иногда целые ночи проводил без сна за книгой. Особенно любил он читать творения учителей Церкви – святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста. В эту пору Матфей Константиновский стал усердным посетителем Успенского Желтикова монастыря на берегу реки Тьмаки.
В семинарии у него появилось желание постричься в монахи, однако в это время – в 1810 году – умер его отец, и ему не удалось исполнить свое намерение, так как у него на руках остались мать и две малолетние сестры. Окончив семинарию в 1813 году двадцати двух лет, он в ноябре этого же года повенчался с дочерью сельского священника, Марией Дмитриевной Григорьевой, а в феврале 1814 года архиепископ Тверской и Кашинский Мефодий рукоположил его во диакона погоста Осечно Вышневолоцкого уезда. В этом сане отец Матфей прослужил семь лет. Всю домашнюю и полевую работу он, как это и было чаще всего у сельских клириков, должен был делать сам вместе со своей семьей. Он пахал, сеял, косил траву, и лишь в последние годы его диаконского служения стали помогать ему некоторые прихожане. За это он был им признателен и всю жизнь молился за них.

В сельских трудах отец Матфей не потерял интереса к духовному просвещению. Даже в поле на работу он брал с собой книгу "Камень веры" знаменитого иерарха Стефана (Яворского) и читал ее в часы отдыха. Каждое воскресенье после литургии он отправлялся с проповедью в окрестные деревни, где жило много старообрядцев. Вскоре ему дозволено было и в церкви говорить проповеди и объяснять Закон Божий.
В селе Осечне диакон Константиновский вступил в небезопасный конфликт с помещиком, генералом Цыбульским, считавшимся первым прихожанином по своему положению и позволявшим себе неприличные выходки в храме. Заметив однажды, что тот разговаривает во время литургии, отец Матфей по благословению священника (духовного отца помещика) кратко, но сильно обличил его. Тот, не вынеся этого, поклялся выжить его из прихода и, будучи в Твери, обратился с жалобой к местному владыке, преосвященному Филарету (впоследствии митрополиту Московскому). Архипастырь, однако, не нашел в действиях диакона ничего предосудительного и отпустил генерала, не удовлетворив его, а об отце Матфее потребовал подробных сведений от местного благочинного. Получив их, он поручил тому явиться в погост Осечно и в присутствии всего причта передать диакону Константиновскому свое архипастырское благословение. После этого, находясь в Торжке, преосвященный Филарет, обращаясь к местному духовенству, поставил отца Матфея в пример и образец.
В пору, когда отец Матфей был диаконом в храме погоста Осечно, с ним была такая история, свидетельствовавшая о силе и твердости его веры. Отправился он однажды в город Торжок. В то время здесь начали возводить новую церковь и при разборке старого собора нашли гробницу с мощами святой благоверной княгини Иулиании. Говорили, что на этом месте открылся источник и все берут оттуда воду, которая многих исцеляет. Отец Матфей, который еще с семинарии страдал болями в груди и глазами, помолившись святой, пришел туда, протиснулся к гробнице, но воды там уже не было, осталась одна грязь. В углубление, где стояла гробница, вода натекала сверху (о роднике были лишь слухи) – насочится за ночь, а днем разберут. Тогда отец Матфей собрал остатки грязной воды и помазал глаза, а остальное выпил с верою. В ту же минуту он почувствовал себя здоровым. Тем, кто недоумевал по этому случаю, он отвечал: "Что ж тут удивительного! Господь брением исцелил очи слепорожденного, брением исцелил и меня, и вот я с тех пор не болею, совершенно не болею".
При всей бедности диакон Константиновский не искал лучшего. На уговоры домашних просить священнического места он отвечал: "Нужно ждать, когда и куда Бог призовет". Наконец, в конце октября 1820 года, по особому распоряжению преосвященного Филарета, архиепископ Тверской Симеон рукоположил отца Матфея в сан иерея и определил на служение в село Диево Бежецкого уезда. Местные жители, состоявшие в основном из карелов, были совершенные язычники, и в течение 13 лет отец Матфей упорно насаждал среди них веру Христову. В каждый воскресный и праздничный день, при каждом удобном случае он спешил преподать народу слово Божие, и не только в храме, но и на улице, где собирались по какому-нибудь случаю люди. Речь его всегда была о спасении души и трогала сердце самого закоренелого грешника, заставляла его подумать о своей жизни.
Прихожане села Диева не знали даже главных, необходимых христианину молитв. И вот вскоре все они, даже дети, затвердили молитву Господню ("Отче наш..."), Символ веры, молитву Пресвятой Богородице ("Богородице Дево, радуйся...") и основные заповеди. Общая картина переменилась – бывшие язычники стали ходить к своему духовному отцу со скорбями и печалями, и он каждого мудро врачевал.

В марте 1833 года отец Матфей по просьбе крестьян, желавших видеть его своим священником, был переведен в село Езьско. Здесь он ревностно продолжал миссионерское служение. У него в доме собирались его духовные чада для слушания слова Божия, Четьи-Миней, для пения акафистов и назидательных бесед. Скоро дом перестал вмещать всех желающих. Это стало вызывать неудовольствие священников окрестных приходов. В декабре 1833 года благочинный епархии отец Иоанн Градницкий взял с отца Матфея подписку о том, "чтоб бываемое в доме его с собирающимися прихожанами пение и чтение слова Божия в ночное время прекратить..." Вскоре по доносу отца Иоанна тогдашний архиепископ Тверской Григорий (впоследствии митрополит Санкт-Петербургский) назначил по этому делу расследование. Разбирательство не принесло успеха недоброжелателям отца Матфея. Владыка собраний его не запрещал, но и не благословлял. Зато летом 1835 года преосвященный Григорий после долгой беседы с отцом Матфеем в алтаре, у престола, объявил во всеуслышание священникам Бежецкого уезда, собравшимся в соборе: "Вот вам образец, подражайте ему. И я более ничего не желаю".
В 1836 году тверской архипастырь перевел отца Матфея как ревностного священника и проповедника в Спасо-Преображенский храм города Ржева, где к этому времени скопилось большое количество раскольников разных толков. В июне этого года отец Матфей получил от владыки письмо следующего содержания: "Отец Матфей! Я хочу перевести тебя в город Ржев для действования на раскольников и в руководство для сего теперь же посылаю тебе три книжки. Бедности не увидишь, нападений не бойся; аще Бог по нас, то кто на ны? Григорий, архиепископ Тверский". Домашние отца Матфея, и особенно прихожане села Езьска, умоляли его отказаться от предлагаемого места, думая, что он много может потерпеть от раскольников. Просили и архиепископа, но безуспешно. Отец Матфей остался непреклонен и повиновался владыке, видя в его призыве волю Божию. Жители села Езьска от мала до велика вышли провожать своего любимого пастыря и пять верст шли со своим наставником. Каждый кланялся ему в ноги и со слезами принимал от него благословение, некоторые же из особенно усердных провожали его до самой Твери.
Во Ржеве отец Матфей прослужил двадцать лет. В мае 1849 года он был назначен настоятелем ржевского Успенского кафедрального собора, где и оставался до самой кончины. Здесь ему пришлось весьма нелегко: его преследовали зависть и наветы. Проповеди его, конечно, не нравились раскольникам. Кто-то пожаловался владыке, что он смущает народ. Тот потребовал отца Матфея к себе в Тверь: "Что ты делаешь во Ржеве? Мне доносят, что ты возмущаешь народ своими проповедями. Я тебя упрячу в острог!" "Не верю, ваше высокопреосвященство", – отвечал отец Матфей. "Как смеешь так отвечать!" – сказал владыка. "Да, не верю, ваше высокопреосвященство; слишком большое счастье пострадать за Христа, я недостоин такой высокой чести", – проговорил отец Матфей. Преосвященный Григорий отпустил его с миром, но в бытность свою во Ржеве однажды обратился к нему в конце литургии: "Поди скажи проповедь", а сам сел в царских вратах и внимательно слушал. По окончании проповеди он сказал отцу Матфею: "Ты можешь читать проповеди, не записывая их предварительно".
Жизнь отец Матфей вел строго воздержанную. Еще будучи диаконом, он отказался от мясной пищи и до самой смерти не употреблял ее. Ни вина, ни каких-либо хмельных напитков он не пил во всю жизнь, а в течение первых десяти лет своего служения во Ржеве не употреблял иного питья, кроме воды. Лишь в последние годы своей жизни он иногда пил кофе с целью подкрепления сил. На первой неделе Великого поста отец Матфей ничего не вкушал, а иногда оставался без пищи и до двух недель. Подобно этому проводил и Страстную седмицу. В среду и пятницу он ел один раз в день, хотя находился постоянно в великих трудах. Соблюдая пост в обыденной домашней жизни, он мог нарушить его, когда находился в обществе, особенно в том, где ожидали встретить в нем святого человека, – по завету Господа: да не явится пред человеком постящимся (Мф. 6, 16).

Все 13 лет своего пребывания в Диеве отец Матфей провел в почти непрерывном отправлении церковных служб. Его причт, не привыкший к такому частому служению, поначалу тяготился этим и роптал на своего священника, а кое-кто нередко и в лицо бранил его за это. Но смиренный отец Матфей кланялся ему в ноги, если это было наедине, и просил у него прощения. Со времени поступления в ржевский Успенский собор и до последних дней жизни он (за исключением болезни и отлучек из города) не опустил ни одной церковной службы. Случалось, звонарь не являлся своевременно, и отец Матфей сам шел на колокольню звонить. Бывало, причетники, которых по штату полагалось только два (псаломщик и сторож), не приходили к утрене или вечерне, и отец Матфей один вел службу: читал, пел, разжигал кадило. "Господь не допустил его до службы", – говорил он о тех, кто не явился в храм, и потом не укорял их за это.
Современники оставили нам свидетельства о внешнем облике ржевского протоиерея. Тертий Иванович Филиппов, уроженец тех мест, пишет в своих воспоминаниях: "Отец Матвей не мог привлекать или поражать своих слушателей какою-либо чертою внешней красоты; он был невысок ростом, немножко сутуловат; у него были серые, нисколько не красивые, и даже не особенно выразительные, глаза, реденькие, немножко вьющиеся светло-русые (к старости, конечно, с проседью) волосы, довольно широкий нос; одним словом, по наружности и по внешним приемам это был самый обыкновенный мужичок, которого от крестьян села Езьска или Диева отличал только покрой его одежды. Правда, во время проповеди, всегда прочувствованной и весьма часто восторженной, а также при совершении знаменательных литургических действий лицо его озарялось и светлело; но это были преходящие последствия внезапного восхищения, по миновании коих наружность его принимала свой обычный незначительный вид".
Другой мемуарист, протоиерей Феодор Образцов, с отроческих лет знавший отца Матфея и оставивший о нем живые воспоминания, свидетельствовал на юбилейном собрании в память Гоголя в Тверской Духовной семинарии 17 февраля 1902 года: "Прежде всего припоминаю внешний вид отца Матфея. Говорят, что он был суровый, печальный, строптивый, мрачный фанатик. Ничего такого не было в отце Матфее. Стоит только взглянуть на портрет его, чтобы усомниться в этих словах. Напротив, он всегда был жизнерадостен: мягкая улыбка очень часто виднелась на его кротком лице, когда он говорил с другими; никто не слыхал от него гневного слова, никогда он не возвышал своего голоса: всегда был ровный, спокойный, самообладающий".
Отец Матфей обладал исключительным даром слова. Он мог говорить несколько часов сряду без подготовки, и при этом в высшей степени назидательно. В сан протоиерея он был возведен преосвященным Григорием в 1838 году, как сказано в его протоиерейской грамоте, "за непрерывное, ясное, весьма сильное и убедительное проповедование слова Божия", и ему было позволено "произносить свои поучения изустно, по вниманию к его духовной опытности и глубокомыслию". Публицист-славянофил Тертий Иванович Филиппов рассказывает в своих воспоминаниях, что знал во Ржеве лиц, "которым, по их образу мыслей, вовсе не было нужды в церковном поучении и которые, однако, побеждаемые красотою его слова, вставали каждое воскресенье и каждый праздник к ранней обедне, начинавшейся в шесть часов и, презирая сон, природную лень и двухверстное расстояние, ходили без пропуска слушать его художественные и увлекательные поучения".
"Ясность его изложения, – продолжает далее мемуарист, – достигла до того, что даже самые возвышенные и тонкие христианские истины, которых усвоение впору философствующему уму, он успевал приближать к уразумению своей большею частию некнижной аудитории, которая вся обращалась в слух, как только он выходил за налой, и молчание которой прерывалось по временам только невольным ответным возгласом какой-либо забывшей, где она, старушки или внимательного отрока, пораженного проникающим словом. Одним словом, его поучение было совершеннейшею противоположностию тому виду церковной проповеди, в каком она предлагается в Казанском и Исаакиевском соборах очередными столичными проповедниками и в каком, за весьма редкими исключениями, она остается совершенно бесплодною для народа, который каждый раз, однако, теснится около кафедры в томительном ожидании, не попадет ли в его засохшие от духовной жажды уста хоть капля освежающей воды".

Никакое самое многочисленное или высокое собрание не смущало отца Матфея на амвоне. Однажды в Петербурге в 1853 году, когда он был уже известным проповедником, ему довелось совершать литургию в присутствии Государя Императора Николая Павловича, который пожелал убедиться в его красноречии. Робость, одолевавшая священника в начале богослужения, исчезла, как только диакон прочитал Евангелие. Отец Матфей забыл обо всем, кроме службы, а в конце литургии произнес проповедь. "Мне удалось хорошо сказать при Государе", – вспоминал он.
Проповеди отца Матфея впоследствии затерялись. Были попытки собрать и издать их, но дело по некоторым обстоятельствам не вышло. Сын его, священник Скорбященской церкви в Твери, Димитрий Матвеевич Константиновский, писал графу Толстому 31 октября 1857 года: "Вашему сиятельству угодно было изъявить свое желание – оживить в памяти и, если можно, отпечатать проповеди папеньки, и поэтому мною одна проповедь послана Вашему сиятельству. Но эта проповедь, как писанная после произнесения и как написанная чужою рукою, ненадежна и многое в ней по моему скудному разумению сомнительно, то несравненно лучше бы было читать проповеди, написанные рукою папеньки. Он преосвященнейшим Григорием назначен был катехизатором и свои катехизические поучения представил преосвященнейшему на рассмотрение, и они не возвращены".
Проповеди отца Матфея потому производили столь сильное впечатление, что сам он исполнял то, чему учил других. Строгая аскетическая жизнь не мешала ему быть человеком жизнерадостным (впрочем, это и типично для православного аскета). Сам великий постник, отец Матфей от других не требовал непосильных подвигов. Последним делился он с неимущими, никто из приходивших в его дом не получал отказа в гостеприимстве, ни один нищий не уходил от него голодным.
В течение двух десятилетий пребывания во Ржеве отец Матфей много проповедовал среди раскольников. Первые два года он ежедневно ходил по их домам, сильно и убедительно доказывая им несправедливость их верования. Но не сразу достиг здесь успехов. Часто раскольники, видя свое бессилие, решали не вступать в разговоры с ним и отвечали ему молчанием. Они называли его "совратителем" (за то, что некоторые, убежденные им, присоединились к Православной Церкви), гонителем веры, и даже антихристом. Василий Малинин рассказывает, как однажды отец Матфей шел по городской площади, и два неизвестных человека попросили у него благословения. Он снял шляпу, поднял руку для благословения одного из них, а тот плюнул ему на руку и сильно ударил в правую щеку, другой же вслед за тем нанес удар в левую. Отец Матфей не сказал об этом происшествии никому, даже своей жене, и со слезами просил городничего простить преступников, когда об их поступке узнали.
Нельзя не сказать также о благотворительности и странноприимстве отца Матфея. По прибытии во Ржев он поместился в очень скромной квартире и не стал заботиться о приобретении собственного дома. Некоторые из граждан собрали ему деньги на покупку дома, но он в несколько дней раздал все бедным. Собрали во второй раз, но деньги отдали уже не самому отцу Матфею, а его жене, – вот только тогда и был приобретен дом. В воскресные и праздничные дни собирались у него бедные и нищие; нередко он и сам прислуживал им за трапезой. Сколько бы их ни приходило к нему (а иногда число их простиралось до тридцати или сорока), всех принимал он как меньшую Христову братию. Нижний этаж его дома был предназначен для этой цели.
Известен случай, когда отец Матфей дал одному ржевскому мещанину, который растратил хозяйские деньги и решил утопиться, пятьсот рублей серебром и велел ему молчать об этом. Однажды пришел к нему нищий и просил себе какой-нибудь старой теплой одежды. Не имея что ему дать, отец Матфей отдал теплый подрясник и шапку. Когда мать стала выговаривать ему за это, он сказал: "Прости меня, матушка, во всем готов я слушать тебя, а в этом Сам Бог не велел мне тебя слушаться".

В августе 1856 года во время всенощной, когда отец Матфей был в храме, раскольники подожгли его дом. Он видел огонь из окна храма, так как дом его стоял напротив. Отец Матфей распорядился, чтобы службу продолжали. Он успел еще потом войти в горящий дом, и когда вбежавшие за ним люди, не зная, что спасать, спросили его, что нужно выносить из огня, он сказал: "Други мои, спасайте святые иконы" – и потом, помолившись во всех комнатах, вышел. С твердостью духа и благодарением Бога перенес отец Матфей это несчастье и только скорбел иногда о том, что во время пожара сгорела его библиотека, состоящая из лучших духовных книг, которых, по словам Малинина, было более трех тысяч. Дворянство и купечество Ржева сделало сбор на построение нового дома, и через месяц после пожара куплен был для отца Матфея каменный особнячок с участком земли.
Распорядок дня его был таков: в три часа утра он отправлялся к утрене; из церкви возвращался в одиннадцать или двенадцать часов, отслужив литургию. Если дома не было посетителей, он на несколько минут засыпал сидя, потом садился за обед. Затем читал, творил Иисусову молитву по четкам и шел к вечерне. В шесть часов вечера он немного закусывал, потом опять что-нибудь читал или занимался с посетителями либо домашними; в девять становился на молитву и в десять ложился спать. В полночь просыпался и снова становился на молитву, затем спал до трех часов. Так, по крайней мере, делал он во время пребывания своего во Ржеве.
С осени 1856 года здоровье отца Матфея начало ослабевать. Он все же продолжал ежедневно совершать богослужение. К тому же в течение последнего года своей жизни он даже ночью почти не ложился в постель, спал весьма мало и то сидя – оттого ли, что в лежачем положении затруднялось его дыхание, или оттого, что, чувствуя приближение смерти, он больше стал молиться, приготовляя себя к встрече с Господом. Отправляясь в храм, он порою бывал так слаб, что говаривал: "Не знаю, приведет ли Господь сегодня отслужить, и доживу ли до вечера". Это продолжалось несколько месяцев.
28 декабря 1856 года отец Матфей едва не умер во время утрени и потому тотчас по ее окончании послал за духовником. В январе и феврале 1857 года болезнь усилилась. В таком состоянии встретил он Великий пост. С Божией помощью продолжал он ежедневное отправление богослужения и непрерывное проповедование слова Божия. Первым являлся в храм, тихим голосом начинал утреню, шатался и почти падал, но вскоре укреплялся и во время совершения Божественной литургии уже казался почти здоровым. Несмотря ни на продолжительность великопостного богослужения, ни на неотступные недуги, отец Матфей на каждой литургии назидал народ словом, которое всякий раз, как предсмертное завещание отца, отличалось духом особенной снисходительности – было как бы увещательно-умоляющим.
9 марта, в субботу, на третьей неделе Великого поста отец Матфей произнес к любимой своей пастве слово назидания и уже на руках был вынесен из храма. С этих пор он безвыходно находился в комнатах. Медицинские средства ему не помогали. Молебны о здравии и спасении души его также не имели действия – судя по всему, Господь положил конец его жизни. Отец Матфей знал это и потому принимал лекарства только для того, как он сам говорил, чтобы усердствующие к нему могли получить за это награду от Бога.
12 марта он исповедался и приобщился Святых Христовых Таин. Духовник его с соборными и некоторыми другими священниками совершил над ним таинство Елеосвящения. Отец Матфей сидя слушал молитвы. С этого времени он не принимал никакой пищи, однако приходящим к нему не отказывал в слове назидания. В тот же день, 12 марта 1857 года, Тертий Филиппов писал графу Александру Петровичу Толстому из Ржева: "Сейчас я пришел от отца Матвея; его соборовали пять священников в присутствии его друзей. По совершении таинства он прощался со всеми нами, и мы с великими слезами кланялись ему земно и просили его о прощении наших грехов против него. Он всем сказал по нескольку слов; уходя, я спросил у него, что он прикажет написать вам. "Напишите ему, – сказал он, – чтобы он не смел унывать, чтобы все перенес ради избрания Божия, явно на нем показанного. Мы не должны ничего искать, но и уклоняться от того, к чему призваны, не имеем права".
7 апреля, в день Святой Пасхи, отец Матфей снова приобщился Святых Таин. В среду на Светлой седмице он пожелал, чтобы был отслужен молебен Пресвятой Богородице на исход души из тела; после чего лицо его просветлело и тем еще раз как бы подало надежду на жизнь. Но эта надежда оказалась обманчивой.
В следующее воскресенье, 14 апреля, в четыре часа пополудни, отец Матфей позвал дочь и зятя (это был его будущий биограф Николай Грешищев), благословил их и дал последние наставления; зятю, между прочим, сказал, чтобы он присланные к празднику Пасхи деньги (сто пятьдесят рублей серебром) употребил на церковные нужды, если возможно – оштукатурил теплый собор.
В шесть часов вечера он попросил позвать священника, исповедался, пересказал все грехи от раннего отрочества и сам приобщился Святых Таин. Оставшись один, он погрузился в молитву. В десять часов лег в постель – в первый раз с тех пор, как заболел, но это было и в последний. Лицо его было обращено к иконам. В половине одиннадцатого часа ночи отец Матфей мирно почил о Господе. В одиннадцать большой соборный колокол разнес по городу эту весть.

Статья подготовлена при поддержке компании «МаниФ». Если вы решили приобрести качественную и надежную кофеварку, которая будет радовать посетителей ароматным кофе, то оптимальным решением станет обратиться в компанию «МаниФ». На сайте, расположенном по адресу www.RealKofe.Ru, вы сможете, не отходя от экрана монитора, заказать кофеварку, которая сможет приготовить свежеобжаренный кофе для Вас по выгодной цене. В компании «МаниФ» работают только высококвалифицированные специалисты с огромным опытом работы с клиентами.


В отце Матфее многих привлекали, в частности, ревностное отношение к вере и духоносное слово. Личный пример священника и его проповеди производили неизгладимое впечатление на многих. Тертий Филиппов пишет о нем в своих воспоминаниях: "Смолоду наклонный к подвижнической жизни и способный перенести всякое самое тяжкое лишение, восторженным чувством художника любя великолепие православного чина, в котором он не позволял себе опустить ни единой черты, и, что всего важнее, обладая даром слова, превосходящим всякую меру, он с первых же лет своего служения Церкви сделался учителем окрест живущего народа, и везде, где ни приходилось ему действовать, делался центром, около которого собиралось все, искавшее христианского пути и имевшее нужду в исцелении душевных язв, в восстановлении упадших сил и в ободрении на внутренний подвиг".

© Владимир ВОРОПАЕВ,
доктор филологических наук, профессор МГУ им. Ломоносова

TopList